Oh! Darling
Фанфик "Контрольная работа" содержит второстепенные слешные пейринги
"Контрольная работа"Название: Контрольная работа
Автор: Satisberry
Фэндом: KHR!
Пейринг: Гокудера/Хару, Гокудера/Хибари, Сквало/Ямамото
Рейтинг: PG-13
Жанр: гет, слеш, драма, Hurt|comfort
Саммари: Напросившись с Тсуной и другими вонгольцами в « настоящую миссию», Хару и не предполагала, что угодит в самый эпицентр нешуточных страстей.
Предупреждение: наличие слеша
Примечания: написано под знойную Шакиру :3 Таймлайн - 3YL!
2290 словХару всегда любила наряжаться. Выбор ткани; беготня по магазинам в поисках пуговок, ленточек и прочей фурнитуры; примерки и подгонки; наконец – выход в свет и реакция окружающих: не всегда положительная, но всегда – бурная. Хару нравились шуршание шёлка и блеск атласа; она обожала гладкость бусин и тонкий, едва уловимый запах смазки от разогревшейся швейной машинки.
С прошлой недели она с трудом заставляет себя взять в руки иголку: чтобы пришить оторвавшуюся от рубашки Тсуны-сана пуговицу, или заштопать прореху на футболке брата Киоко-чан; или залатать ещё что-нибудь.
В основном это дырки от пуль и порезы от холодного оружия – длинные, ровные, иногда с оплавившимися краями.
А ещё одежду приходится предварительно застирывать – чаще всего в холодной воде. Нет, тут есть и горячая, всё нормально; просто пятна крови отходят только в холодной.
- I never really knew that she could dance like this
She makes a man wants to speak Spanish*, - Хибари-сан безупречно владеет английским, и по телефону его всегда принимают за коренного британца. С манерами дело обстоит чуть похуже: он поёт, развалившись в кресле, и закинув ноги прямо в ботинках на стол, между тарелками.
А ведь он японец, и привычку разуваться при входе в помещение должен был бы впитать с молоком матери.
Впрочем, Хару не уверена, что у Хибари-сана вообще есть мама. Всё чаще ей кажется, что этого жуткого человека создали в одной из секретных лабораторий Вонголы, смешав в одной пробирке гены тигра, кобры и бешеной собаки.
Думая об этом, Хару продолжает улыбаться как можно беззаботнее.
- Oh baby when you talk like that
You make a woman go mad, - подхватывает она, соблазнительно покачивая бёдрами.
Это чистая правда: можно свихнуться только от того, как он пожирает её глазами. Словно всерьёз раздумывает, в каком бы порядке проделать действия «трахнуть», «загрызть» и «забить до смерти».
Если Хару спросят, она предпочла бы, чтоб «загрызть» было первым в списке.
- Hey Girl, I can see your body moving
And it's driving me crazy, - продолжает Хибари-сан.
Да врёт он всё: с ума Хибари Кёя сошёл уже давно, и Хару тут совершенно ни при чём.
А ещё его безумие, похоже, заразно.
- I'm on tonight
You know my hips don't lie, - парео колышется в такт песне; оно такое красивое, всё в ярких птицах и цветах, названий которых Хару не знает.
Эх, оказаться бы сейчас дома, в Намимори; надеть скучный деловой костюм, сесть за письменный стол и не вставать часов восемь.
И чего её понесло в этот тропический рай?
Почему у неё, Миуры Хару, нет не то что гипер, но и простой интуиции?
Хотя и тем, у кого этой интуиции навалом, она что-то не очень помогла.
Неделю назад, когда они после занятий сидели в парке и раздумывали, куда бы сначала пойти, пришедшая Ямамото-сану СМС-ка насторожила только общепризнанно не обладающего никакой интуицией Гокудеру.
- Напиши, что у тебя зачёты, - сразу посоветовал он.
Но добрый Ямамото, само собой, тут же бросился звонить своему попавшему в очередную переделку сенсею. Ну, то есть тогда Хару думала, что Ямамото – просто добрый. Теперь она знает о нём гораздо больше.
Гораздо больше, чем ей хотелось бы.
Сейчас, например, он танцует. В Японии танцы не очень-то популярны; люди, в большинстве своём, предпочитают снимать стресс караоке или каким-нибудь играми. Но Ямамото, оказывается, с некоторых пор активно перенимает от кое-кого итальянские привычки: спать, когда жарко; пить вино за обедом; слишком громко разговаривать.
А ещё танцевать: когда хорошо, когда плохо и когда просто скучно.
В данный момент ему плохо. Ямамото звонко отбивает босыми пятками ритм; гладкие доски настила чуть поскрипывают; мышцы на обнажённых загорелых руках быстро перекатываются под кожей – словно там снуют маленькие, всполошённые музыкой зверьки. Вообще-то это очень красиво: Ямамото похож на играющего с чем-то невидимым большого кота, или барса, или что-то вроде того.
Впечатление портит только расплывающееся на правой штанине громадное кровавое пятно: от резких движений порез, на который брат Киоко-чан потратил остатки Пламени Солнца, снова открылся; и брюки, как думает Хару, уже будет не спасти.
Останавливать Ямамото дураков не находится: катана в ножнах за его спиной всю эту неделю не превращается обратно в биту; и сунувшийся было с бинтами Рёхей уже заработал приличный синяк под левый глаз; так что все усиленно делают вид, будто ничего не замечают.
- Come on let's go, real slow
Baby, like this is perfecto.
Очень благоразумно.
Песенка кончается; и Гокудера, не отрываясь от местной газеты, щёлкает пультом, переключая музыкальный центр из режима караоке на обычный плей-лист. Соскочив с помоста, Хару с облегчением плюхается на диван – поближе к раскатисто похрапывающему, несмотря на музыку, брату Киоко-чан. Ямамото тут же схватывает новую мелодию и продолжает танцевать, залихватски крутя задницей: ему нравится латино. Тсуна-сан ест, не глядя в тарелку; кажется, его успокаивает сам процесс жевания, как малышей успокаивает пустышка или сосание собственных пальцев.
- Пусть бы ещё спела, - швырнув микрофон на стол, Хибари поднимается. – Или тебе не нравится её милый голосок?
- Она устала, - глядя в газету, говорит Гокудера.
- Да ладно тебе, - подойдя к дивану, Хибари вздёргивает Хару за волосы; ей кажется, что голова сейчас оторвётся. Но Хару не вскрикивает, чтоб не разбудить Рёхея; только тихонько жалобно пищит. – Ничего она не устала, правда же, Хару-чан?
- Руки убрал, - спокойно взглядывает поверх очков Гокудера.
- Или что? – вкрадчиво спрашивает явно нарывающийся на драку Хибари.
- Или, когда она сбежит, ты будешь стирать, готовить, и петь для Ямамото ещё и женские партии, - вряд ли Гокудера физически способен заставить Хибари проделывать всё это; но тот почему-то отпускает Хару и возвращается в своё кресло.
Если честно, Хару не хотела бы знать, почему Хибари-сан такой покладистый.
Но она знает.
- Хейо! – вот уж кто бы без труда потерялся на местных улочках, так это кричаще-пёстрый Луссурия-сан. – Как вы тут, мальчуки?
- Хреноватенько, - вежливо отвечает Гокудера. – Блондаколор* с тобой?
- Переодевается, - Луссурия аккуратно составляет на поднос тарелки с едой. – О, креветочки! Хару-чан, ты просто душка!
- На здоровье, - тихо говорит Хару.
Этот странный, похожий на пирата, косплеящего своего попугая, мужик едва ли не единственный, кто всегда благодарит её за еду. И спрашивает, как дела. И никогда не раздевает глазами.
Гомосексуалисты, если подумать, вообще ужасно милые люди.
Даже Сквало-сан.
Он, конечно, не носит перьев и прочих женских штучек; но так уж вышло, что Сквало-сану нравятся парни.
Ещё одна из тех вещей, относительно которых Хару предпочла бы сохранить дремучее неведение.
- Buonasera*, - выглядит Сквало очень даже не очень, и криво намотанные одной рукой бинты краше его не делают. – Хорошо сработали, Гокудера. Чисто.
- Благодарю, - Хаято показывает глазами на не замечающего ничего вокруг Ямамото. – Справишься?
- Угу, - Сквало что-то торопливо жуёт. – Савада, на завтра всё в силе?
- Да, - вздыхает Тсуна.
- Я вам уже по гроб жизни задолжал, - нехотя буркает Сквало. – Даже девке вашей. Эй, мелкая, паста – просто шик.
- На здоровье, - повторяет Хару.
- Купишь ей потом тортик с клубникой, она их обожает, - Гокудера сворачивает газету. – Слышь, херр Херринг*, ты так и не объяснил, как это тебя угораздило-то так вляпаться?
- Характер у херра херовый, - вытерев рот рукавом, Сквало решительно подходит к сцене.
Это тоже похоже на странный танец: взлетающее голубым полотном Пламя Дождя и скользким угрём мелькающая между струями катана Ямамото-сана; белые, как пена, волосы Сквало и кровь Ямамото, сквозь воду кажущаяся коралловой веточкой.
Кожа Ямамото выглядит ещё смуглее, когда Сквало хватает его за горло обмотанной бинтами рукой; наклонившись, капитан что-то говорит своему кохаю, и тот затихает. Ямамото послушно позволяет себя увести; и никто, даже презрительно кривящий губы Хибари, ничего не говорит.
Дождь – он успокаивает; а меч успокаивает ещё вернее.
- Я спать, - сообщает Тсуна-сан куда-то в пространство.
- О, тогда бутылку мне донесёшь, ладно? – Луссурия озадаченно оглядывает свой поднос. – Как-то я слишком много набрал, что ли. Не помещается.
- Окей, - безразлично говорит Тсуна.
Хару, закрыв глаза, слушает, как они уходят.
Вслед за этим замолкает и музыка.
Сейчас будет самая трудная часть вечера.
- А ты не хочешь мне что-нибудь донести? – странным голосом спрашивает Хибари. И добавляет протяжно, - Хая-ято?
- Свечку подержать, например? – откликается Гокудера. – Иди спать, завтра вставать рано.
- Из-за этой шлюхи, - зло начинает Хибари; и Хару ещё сильнее делает вид, что спит. К счастью, за громко храпящим братом Киоко-чан её не только не слышно, но и не очень-то видно.
- Бля, Хибари, - сквозь зубы цедит Гокудера. – Ты ж не её этим унижаешь.
- Её не унижать, а загрызть надо! – рычит Хибари.
- Чёрт, я уже сто раз тебе сказал – это было по пьяни! – сорвавшись, кричит Гокудера. – Откуда мне было знать, что от саке так развезти может?! Я теперь из-за этого даже расслабиться не могу, как нормальный человек!
Видимо, под «нормальным человеком» имеется в виду, как ни странно, Рёхей – ему хватает пары местных коктейлей, чтобы преспокойно дрыхнуть до утра, не слыша ничего вокруг.
Честно сказать, Хару предпочла бы, чтоб Гокудера сказал: «Я тоже тебя люблю, Хибари!», и они упорхнули отсюда, как пара воркующих голубков. И дело не только в том, что близкие отношения между мужчинами с некоторых пор не вызывают у неё прежнего отвращения.
Просто Хару и с девушками-то никогда парней не делила. А уж ссориться с больным на всю голову Хибари-саном из-за Гокудеры, с которым ничего и не было (да ещё и неизвестно, будет ли) – последнее, что нужно Хару на этом далёком тропическом острове за тысячу километров от родного Намимори.
- Так пошли, расслабишься! – шипит Хибари. – Я ведь и заставить могу, ты меня знаешь!
- Можешь, - опомнившись, понижает тон Гокудера. – Даже прямо здесь и при всех можешь. Но смак-то не в этом, да, Хибари?
Хибари-сан выговаривает какое-то длинное затейливое ругательство на старояпонском: Хару понимает его с большим трудом; Гокудера, наверное, не понимает вовсе.
- Надо, чтобы я сам захотел, - уже совсем тихо говорит Гокудера. – Пикап-мастер, ёпт. Спи иди.
Когда Хибари-сан, наконец, уходит, в гостиной становится ощутимо легче дышать. Но открывать глаза Хару всё равно не спешит.
- Здоровы же вы орать, - неодобрительно замечает снова появившийся на сцене Сквало-сан. – На улице, небось, слышно.
- Кто бы говорил, - Гокудера потягивается. – Как там этот придурок?
- Спит, - Сквало садится за стол. – Чёрт, с утра не жрамши нормально. Гокудера, кьянти есть ещё?
- Хоть залейся, - хмыкает Гокудера.
- Девка твоя молоток, - невнятно бормочет Сквало с набитым ртом. – Держится.
- Самому б как продержаться ещё, - устало говорит Гокудера. – Ямамото до завтра очухается? Или не рассчитывать на него?
- Мелкий в норме будет, - уверенно отвечает Сквало. – Уж за него-то с Луссом я отвечаю; ты, главное, за остальными присмотри. Два дня ещё; а Облако ваше, не в обиду тебе будь сказано, на грани уже.
- Если совсем припрёт – сделаю, что надо, - нехотя говорит Гокудера. – Но только если припрёт.
- Осуждаешь? – неожиданно спрашивает Сквало. – Меня, Ямамото… вообще всё это вот?
- Не понимаю, - Гокудера размешивает соломинкой содержимое бокала, прислушиваясь к тонкому позвякиванию полурастаявших кубиков льда. – Его. Тебе-то, ясен перец, однофигственно – парень, девка… А его – не понимаю.
- Мне не однофигственно, - Сквало придвигает к себе блюдо с креветками. – Далеко не однофигственно. Танцуй от этого.
- Ромео и Джульетта, ёпт, - Гокудера допивает коктейль. – Буонанотте*, Сквало.
- Девчонку тут оставишь? – кивает на Хару капитан.
- Сасагава пока никого спросонья пришить не пытался, - бросает через плечо Гокудера. – Я бы даже с другого боку к нему притулился, если б не кое-какие жизненные обстоятельства.
- Один-то раз мог бы и потерпеть, - не оборачиваясь, замечает Сквало. – Если без сантиментов, то разница и правда небольшая.
- Ну не могу я, - тоскливо говорит Гокудера. – Разве что напиться до смерти, как в тот раз. И одним разом там не кончится всё, ты же понимаешь. Он потом вообще не отстанет.
- Жалеешь? – глядя в тарелку, спрашивает Сквало. – Сволочь эту?
- Иди ты нахрен, - глухо бормочет Гокудера. – И без тебя тошно.
Сквало-сан ещё долго ест, громко стуча вилкой; потом уходит, погасив почти весь свет, и оставив только тусклую лампочку над баром.
Дождавшись полной тишины, Хару встаёт. Потягивается, разминая затекшую в неудобной позе спину; и начинает убирать со стола. Да, надо ещё не забыть затереть пятна на помосте, оставленные Ямамото-саном.
Гокудера приходит, когда она уже домывает посуду.
- Ещё два дня, - Гокудера не лезет с помощью – с посудой у него сложные отношения. – Три – максимум. Потерпи, ладно?
- С Хару всё нормально, Гокудера-сан, - ровным голосом говорит девушка. – Тсуна-сан заснул?
- Десятый крепкий, ты же знаешь, - барный стул слишком высокий, и Гокудера невольно начинает болтать ногами, как маленький. – А Хибари не бойся, ничего он тебе не сделает.
- Угу, - невнятно отвечает Хару.
Ничего не сделает, пока ты рядом, да.
- Можно тебя обнять? – застенчиво спрашивает Гокудера, когда она закрывает кран. – Чуточку?
Настроение у Хару ну вот ни на йену не романтическое; но он так жалобно смотрит, что отказать нет никакой возможности.
- Всё будет хорошо, Гокудера-сан, - Хару говорит то, что он так отчаянно хочет услышать. – Ты обязательно справишься.
- Мы обязательно справимся, - покладисто повторяет Гокудера, прижимаясь щекой к её волосам. – Обязательно.
Не такой уж он и крутой, если разобраться.
Держать всё под контролем, когда твои товарищи постепенно сходят с ума от непрерывного стресса – ужасно трудно. Честно сказать, будь Гокудера-сан понастойчивее, Хару бы даже переспала с ним – просто из жалости.
А потом устроила из этого вселенскую трагедию.
Но, к счастью для них обоих, Гокудере хватает и этих, вполне невинных, обнимашек. Он провожает Хару до ванной, и, когда она запирается, уходит спать.
Может, у них даже что-то и выйдет, когда они вернутся домой.
Если вообще вернутся.
Если завтра Гокудеру не застрелят, не взорвут или не изрубят на кусочки – возможно, даже кто-то из своих, окончательно свихнувшийся.
Если, уже в Намимори, Хару не забьёт до смерти потерявший терпение Хибари-сан.
Слишком много «если».
От всех этих мыслей Хару немножко плачет – чуть-чуть, чтобы лицо пятнами не пошло. Потом, умывшись, строго смотрит на своё отражение в зеркале.
- Хватит забивать голову ерундой, Миура Хару, - «маминым» тоном говорит она. – «Если», «если»… раскудахталась! Тут до завтра дожить бы!
И идёт набирать воду в ванну.
А) Shakira - Hips Don't Lie
Б) осветлитель для волос XD
В) добрый вечер
Г) господин Селёдка (нем.)
Д) спокойной ночи
"Контрольная работа"Название: Контрольная работа
Автор: Satisberry
Фэндом: KHR!
Пейринг: Гокудера/Хару, Гокудера/Хибари, Сквало/Ямамото
Рейтинг: PG-13
Жанр: гет, слеш, драма, Hurt|comfort
Саммари: Напросившись с Тсуной и другими вонгольцами в « настоящую миссию», Хару и не предполагала, что угодит в самый эпицентр нешуточных страстей.
Предупреждение: наличие слеша
Примечания: написано под знойную Шакиру :3 Таймлайн - 3YL!
2290 словХару всегда любила наряжаться. Выбор ткани; беготня по магазинам в поисках пуговок, ленточек и прочей фурнитуры; примерки и подгонки; наконец – выход в свет и реакция окружающих: не всегда положительная, но всегда – бурная. Хару нравились шуршание шёлка и блеск атласа; она обожала гладкость бусин и тонкий, едва уловимый запах смазки от разогревшейся швейной машинки.
С прошлой недели она с трудом заставляет себя взять в руки иголку: чтобы пришить оторвавшуюся от рубашки Тсуны-сана пуговицу, или заштопать прореху на футболке брата Киоко-чан; или залатать ещё что-нибудь.
В основном это дырки от пуль и порезы от холодного оружия – длинные, ровные, иногда с оплавившимися краями.
А ещё одежду приходится предварительно застирывать – чаще всего в холодной воде. Нет, тут есть и горячая, всё нормально; просто пятна крови отходят только в холодной.
- I never really knew that she could dance like this
She makes a man wants to speak Spanish*, - Хибари-сан безупречно владеет английским, и по телефону его всегда принимают за коренного британца. С манерами дело обстоит чуть похуже: он поёт, развалившись в кресле, и закинув ноги прямо в ботинках на стол, между тарелками.
А ведь он японец, и привычку разуваться при входе в помещение должен был бы впитать с молоком матери.
Впрочем, Хару не уверена, что у Хибари-сана вообще есть мама. Всё чаще ей кажется, что этого жуткого человека создали в одной из секретных лабораторий Вонголы, смешав в одной пробирке гены тигра, кобры и бешеной собаки.
Думая об этом, Хару продолжает улыбаться как можно беззаботнее.
- Oh baby when you talk like that
You make a woman go mad, - подхватывает она, соблазнительно покачивая бёдрами.
Это чистая правда: можно свихнуться только от того, как он пожирает её глазами. Словно всерьёз раздумывает, в каком бы порядке проделать действия «трахнуть», «загрызть» и «забить до смерти».
Если Хару спросят, она предпочла бы, чтоб «загрызть» было первым в списке.
- Hey Girl, I can see your body moving
And it's driving me crazy, - продолжает Хибари-сан.
Да врёт он всё: с ума Хибари Кёя сошёл уже давно, и Хару тут совершенно ни при чём.
А ещё его безумие, похоже, заразно.
- I'm on tonight
You know my hips don't lie, - парео колышется в такт песне; оно такое красивое, всё в ярких птицах и цветах, названий которых Хару не знает.
Эх, оказаться бы сейчас дома, в Намимори; надеть скучный деловой костюм, сесть за письменный стол и не вставать часов восемь.
И чего её понесло в этот тропический рай?
Почему у неё, Миуры Хару, нет не то что гипер, но и простой интуиции?
Хотя и тем, у кого этой интуиции навалом, она что-то не очень помогла.
Неделю назад, когда они после занятий сидели в парке и раздумывали, куда бы сначала пойти, пришедшая Ямамото-сану СМС-ка насторожила только общепризнанно не обладающего никакой интуицией Гокудеру.
- Напиши, что у тебя зачёты, - сразу посоветовал он.
Но добрый Ямамото, само собой, тут же бросился звонить своему попавшему в очередную переделку сенсею. Ну, то есть тогда Хару думала, что Ямамото – просто добрый. Теперь она знает о нём гораздо больше.
Гораздо больше, чем ей хотелось бы.
Сейчас, например, он танцует. В Японии танцы не очень-то популярны; люди, в большинстве своём, предпочитают снимать стресс караоке или каким-нибудь играми. Но Ямамото, оказывается, с некоторых пор активно перенимает от кое-кого итальянские привычки: спать, когда жарко; пить вино за обедом; слишком громко разговаривать.
А ещё танцевать: когда хорошо, когда плохо и когда просто скучно.
В данный момент ему плохо. Ямамото звонко отбивает босыми пятками ритм; гладкие доски настила чуть поскрипывают; мышцы на обнажённых загорелых руках быстро перекатываются под кожей – словно там снуют маленькие, всполошённые музыкой зверьки. Вообще-то это очень красиво: Ямамото похож на играющего с чем-то невидимым большого кота, или барса, или что-то вроде того.
Впечатление портит только расплывающееся на правой штанине громадное кровавое пятно: от резких движений порез, на который брат Киоко-чан потратил остатки Пламени Солнца, снова открылся; и брюки, как думает Хару, уже будет не спасти.
Останавливать Ямамото дураков не находится: катана в ножнах за его спиной всю эту неделю не превращается обратно в биту; и сунувшийся было с бинтами Рёхей уже заработал приличный синяк под левый глаз; так что все усиленно делают вид, будто ничего не замечают.
- Come on let's go, real slow
Baby, like this is perfecto.
Очень благоразумно.
Песенка кончается; и Гокудера, не отрываясь от местной газеты, щёлкает пультом, переключая музыкальный центр из режима караоке на обычный плей-лист. Соскочив с помоста, Хару с облегчением плюхается на диван – поближе к раскатисто похрапывающему, несмотря на музыку, брату Киоко-чан. Ямамото тут же схватывает новую мелодию и продолжает танцевать, залихватски крутя задницей: ему нравится латино. Тсуна-сан ест, не глядя в тарелку; кажется, его успокаивает сам процесс жевания, как малышей успокаивает пустышка или сосание собственных пальцев.
- Пусть бы ещё спела, - швырнув микрофон на стол, Хибари поднимается. – Или тебе не нравится её милый голосок?
- Она устала, - глядя в газету, говорит Гокудера.
- Да ладно тебе, - подойдя к дивану, Хибари вздёргивает Хару за волосы; ей кажется, что голова сейчас оторвётся. Но Хару не вскрикивает, чтоб не разбудить Рёхея; только тихонько жалобно пищит. – Ничего она не устала, правда же, Хару-чан?
- Руки убрал, - спокойно взглядывает поверх очков Гокудера.
- Или что? – вкрадчиво спрашивает явно нарывающийся на драку Хибари.
- Или, когда она сбежит, ты будешь стирать, готовить, и петь для Ямамото ещё и женские партии, - вряд ли Гокудера физически способен заставить Хибари проделывать всё это; но тот почему-то отпускает Хару и возвращается в своё кресло.
Если честно, Хару не хотела бы знать, почему Хибари-сан такой покладистый.
Но она знает.
- Хейо! – вот уж кто бы без труда потерялся на местных улочках, так это кричаще-пёстрый Луссурия-сан. – Как вы тут, мальчуки?
- Хреноватенько, - вежливо отвечает Гокудера. – Блондаколор* с тобой?
- Переодевается, - Луссурия аккуратно составляет на поднос тарелки с едой. – О, креветочки! Хару-чан, ты просто душка!
- На здоровье, - тихо говорит Хару.
Этот странный, похожий на пирата, косплеящего своего попугая, мужик едва ли не единственный, кто всегда благодарит её за еду. И спрашивает, как дела. И никогда не раздевает глазами.
Гомосексуалисты, если подумать, вообще ужасно милые люди.
Даже Сквало-сан.
Он, конечно, не носит перьев и прочих женских штучек; но так уж вышло, что Сквало-сану нравятся парни.
Ещё одна из тех вещей, относительно которых Хару предпочла бы сохранить дремучее неведение.
- Buonasera*, - выглядит Сквало очень даже не очень, и криво намотанные одной рукой бинты краше его не делают. – Хорошо сработали, Гокудера. Чисто.
- Благодарю, - Хаято показывает глазами на не замечающего ничего вокруг Ямамото. – Справишься?
- Угу, - Сквало что-то торопливо жуёт. – Савада, на завтра всё в силе?
- Да, - вздыхает Тсуна.
- Я вам уже по гроб жизни задолжал, - нехотя буркает Сквало. – Даже девке вашей. Эй, мелкая, паста – просто шик.
- На здоровье, - повторяет Хару.
- Купишь ей потом тортик с клубникой, она их обожает, - Гокудера сворачивает газету. – Слышь, херр Херринг*, ты так и не объяснил, как это тебя угораздило-то так вляпаться?
- Характер у херра херовый, - вытерев рот рукавом, Сквало решительно подходит к сцене.
Это тоже похоже на странный танец: взлетающее голубым полотном Пламя Дождя и скользким угрём мелькающая между струями катана Ямамото-сана; белые, как пена, волосы Сквало и кровь Ямамото, сквозь воду кажущаяся коралловой веточкой.
Кожа Ямамото выглядит ещё смуглее, когда Сквало хватает его за горло обмотанной бинтами рукой; наклонившись, капитан что-то говорит своему кохаю, и тот затихает. Ямамото послушно позволяет себя увести; и никто, даже презрительно кривящий губы Хибари, ничего не говорит.
Дождь – он успокаивает; а меч успокаивает ещё вернее.
- Я спать, - сообщает Тсуна-сан куда-то в пространство.
- О, тогда бутылку мне донесёшь, ладно? – Луссурия озадаченно оглядывает свой поднос. – Как-то я слишком много набрал, что ли. Не помещается.
- Окей, - безразлично говорит Тсуна.
Хару, закрыв глаза, слушает, как они уходят.
Вслед за этим замолкает и музыка.
Сейчас будет самая трудная часть вечера.
- А ты не хочешь мне что-нибудь донести? – странным голосом спрашивает Хибари. И добавляет протяжно, - Хая-ято?
- Свечку подержать, например? – откликается Гокудера. – Иди спать, завтра вставать рано.
- Из-за этой шлюхи, - зло начинает Хибари; и Хару ещё сильнее делает вид, что спит. К счастью, за громко храпящим братом Киоко-чан её не только не слышно, но и не очень-то видно.
- Бля, Хибари, - сквозь зубы цедит Гокудера. – Ты ж не её этим унижаешь.
- Её не унижать, а загрызть надо! – рычит Хибари.
- Чёрт, я уже сто раз тебе сказал – это было по пьяни! – сорвавшись, кричит Гокудера. – Откуда мне было знать, что от саке так развезти может?! Я теперь из-за этого даже расслабиться не могу, как нормальный человек!
Видимо, под «нормальным человеком» имеется в виду, как ни странно, Рёхей – ему хватает пары местных коктейлей, чтобы преспокойно дрыхнуть до утра, не слыша ничего вокруг.
Честно сказать, Хару предпочла бы, чтоб Гокудера сказал: «Я тоже тебя люблю, Хибари!», и они упорхнули отсюда, как пара воркующих голубков. И дело не только в том, что близкие отношения между мужчинами с некоторых пор не вызывают у неё прежнего отвращения.
Просто Хару и с девушками-то никогда парней не делила. А уж ссориться с больным на всю голову Хибари-саном из-за Гокудеры, с которым ничего и не было (да ещё и неизвестно, будет ли) – последнее, что нужно Хару на этом далёком тропическом острове за тысячу километров от родного Намимори.
- Так пошли, расслабишься! – шипит Хибари. – Я ведь и заставить могу, ты меня знаешь!
- Можешь, - опомнившись, понижает тон Гокудера. – Даже прямо здесь и при всех можешь. Но смак-то не в этом, да, Хибари?
Хибари-сан выговаривает какое-то длинное затейливое ругательство на старояпонском: Хару понимает его с большим трудом; Гокудера, наверное, не понимает вовсе.
- Надо, чтобы я сам захотел, - уже совсем тихо говорит Гокудера. – Пикап-мастер, ёпт. Спи иди.
Когда Хибари-сан, наконец, уходит, в гостиной становится ощутимо легче дышать. Но открывать глаза Хару всё равно не спешит.
- Здоровы же вы орать, - неодобрительно замечает снова появившийся на сцене Сквало-сан. – На улице, небось, слышно.
- Кто бы говорил, - Гокудера потягивается. – Как там этот придурок?
- Спит, - Сквало садится за стол. – Чёрт, с утра не жрамши нормально. Гокудера, кьянти есть ещё?
- Хоть залейся, - хмыкает Гокудера.
- Девка твоя молоток, - невнятно бормочет Сквало с набитым ртом. – Держится.
- Самому б как продержаться ещё, - устало говорит Гокудера. – Ямамото до завтра очухается? Или не рассчитывать на него?
- Мелкий в норме будет, - уверенно отвечает Сквало. – Уж за него-то с Луссом я отвечаю; ты, главное, за остальными присмотри. Два дня ещё; а Облако ваше, не в обиду тебе будь сказано, на грани уже.
- Если совсем припрёт – сделаю, что надо, - нехотя говорит Гокудера. – Но только если припрёт.
- Осуждаешь? – неожиданно спрашивает Сквало. – Меня, Ямамото… вообще всё это вот?
- Не понимаю, - Гокудера размешивает соломинкой содержимое бокала, прислушиваясь к тонкому позвякиванию полурастаявших кубиков льда. – Его. Тебе-то, ясен перец, однофигственно – парень, девка… А его – не понимаю.
- Мне не однофигственно, - Сквало придвигает к себе блюдо с креветками. – Далеко не однофигственно. Танцуй от этого.
- Ромео и Джульетта, ёпт, - Гокудера допивает коктейль. – Буонанотте*, Сквало.
- Девчонку тут оставишь? – кивает на Хару капитан.
- Сасагава пока никого спросонья пришить не пытался, - бросает через плечо Гокудера. – Я бы даже с другого боку к нему притулился, если б не кое-какие жизненные обстоятельства.
- Один-то раз мог бы и потерпеть, - не оборачиваясь, замечает Сквало. – Если без сантиментов, то разница и правда небольшая.
- Ну не могу я, - тоскливо говорит Гокудера. – Разве что напиться до смерти, как в тот раз. И одним разом там не кончится всё, ты же понимаешь. Он потом вообще не отстанет.
- Жалеешь? – глядя в тарелку, спрашивает Сквало. – Сволочь эту?
- Иди ты нахрен, - глухо бормочет Гокудера. – И без тебя тошно.
Сквало-сан ещё долго ест, громко стуча вилкой; потом уходит, погасив почти весь свет, и оставив только тусклую лампочку над баром.
Дождавшись полной тишины, Хару встаёт. Потягивается, разминая затекшую в неудобной позе спину; и начинает убирать со стола. Да, надо ещё не забыть затереть пятна на помосте, оставленные Ямамото-саном.
Гокудера приходит, когда она уже домывает посуду.
- Ещё два дня, - Гокудера не лезет с помощью – с посудой у него сложные отношения. – Три – максимум. Потерпи, ладно?
- С Хару всё нормально, Гокудера-сан, - ровным голосом говорит девушка. – Тсуна-сан заснул?
- Десятый крепкий, ты же знаешь, - барный стул слишком высокий, и Гокудера невольно начинает болтать ногами, как маленький. – А Хибари не бойся, ничего он тебе не сделает.
- Угу, - невнятно отвечает Хару.
Ничего не сделает, пока ты рядом, да.
- Можно тебя обнять? – застенчиво спрашивает Гокудера, когда она закрывает кран. – Чуточку?
Настроение у Хару ну вот ни на йену не романтическое; но он так жалобно смотрит, что отказать нет никакой возможности.
- Всё будет хорошо, Гокудера-сан, - Хару говорит то, что он так отчаянно хочет услышать. – Ты обязательно справишься.
- Мы обязательно справимся, - покладисто повторяет Гокудера, прижимаясь щекой к её волосам. – Обязательно.
Не такой уж он и крутой, если разобраться.
Держать всё под контролем, когда твои товарищи постепенно сходят с ума от непрерывного стресса – ужасно трудно. Честно сказать, будь Гокудера-сан понастойчивее, Хару бы даже переспала с ним – просто из жалости.
А потом устроила из этого вселенскую трагедию.
Но, к счастью для них обоих, Гокудере хватает и этих, вполне невинных, обнимашек. Он провожает Хару до ванной, и, когда она запирается, уходит спать.
Может, у них даже что-то и выйдет, когда они вернутся домой.
Если вообще вернутся.
Если завтра Гокудеру не застрелят, не взорвут или не изрубят на кусочки – возможно, даже кто-то из своих, окончательно свихнувшийся.
Если, уже в Намимори, Хару не забьёт до смерти потерявший терпение Хибари-сан.
Слишком много «если».
От всех этих мыслей Хару немножко плачет – чуть-чуть, чтобы лицо пятнами не пошло. Потом, умывшись, строго смотрит на своё отражение в зеркале.
- Хватит забивать голову ерундой, Миура Хару, - «маминым» тоном говорит она. – «Если», «если»… раскудахталась! Тут до завтра дожить бы!
И идёт набирать воду в ванну.
А) Shakira - Hips Don't Lie
Б) осветлитель для волос XD
В) добрый вечер
Г) господин Селёдка (нем.)
Д) спокойной ночи
@темы: фанфики
-
-
09.02.2013 в 15:57Читалось на одном дыхании, даже на одной трети...
Автор, спасибо огромное за такую превосходную работу!
-
-
09.02.2013 в 19:56