[gokuharu]

Автор:  [про]Вода
Название: без названия, продолжение
Предупреждение: дарк!АУ, ТИЛ, не вычитано
Жанр: романс
Размер: 2574 слова
Рейтинг: где-то там был НЦ-17
Дисклеймер: все персонажи Амано Акиры
От автора: пардон, что долго

Стук в дверь разбудил Хару, но не заставил спуститься с глубокого подоконника, на котором она уютно устроилась. Она постелила под себя толстое одеяло, а под спину положила толстую подушку, что сделало это место куда привлекательнее, чем прогибавшаяся под ее весом койка. Белая простыня, в которую закуталась Хару, хорошо сохраняла тепло, хоть девушка и напоминала в ней гусеницу, запаковавшую себя в кокон. Она не запомнила, как уснула, но эта постель пленила ее не хуже любой другой, и потому, когда в дверь терпеливо постучали еще, она просто зевнула.
Ее телохранитель, который вел себя, как надзиратель, не дождался приглашения внутрь и сам открыл дверь. Хару недовольно фыркнула и хотела спросить, зачем он тогда вообще стучался, особенно учитывая то, что дверь запиралась только снаружи, но раздражение и нежелание контактировать с кем-либо остановили ее, и она, щурясь от слепящих лучей дневного солнца, только крепче приобняла себя и повернулась к нему спиной настолько, насколько это было возможно.
- Есть будешь?
Его хриплый прокуренный голос нарушил священное молчание, в котором Хару оставалась наедине со своими мыслями, и ей захотелось выгнать незваного гостя, но затем девушка вспомнила, что гостем был не он, а она.
- Нет.
- Без еды долго не протянешь. Вставай и иди на кухню.
"Зачем тогда спросил, буду ли я есть, если все равно гонишь на кухню?" - снова раздражаясь, подумала Хару, и так же промолчала.
Плохое настроение редко овладевало ею, и она не знала, как с ним справляться. Мысли кружили безумный хоровод в ее голове, и ни одна из них не была веселой. Не более двенадцати часов назад она была еще счастлива, искренне улыбалась всему сразу и бросала влюбленные взгляды симпатичным незнакомцам, а сейчас она была вынуждена сидеть черт знает где и умирать от тоски.
Гокудера посчитал, что предоставил ей достаточно долгую паузу для ответа, и, не дождавшись такового, заговорил вновь:
- Я тут одежду нашел, может что-то пойдет тебе. Она не новая, но чистая.
Хару одновременно услышала скрип старых пружин матраса и шорох пакета за спиной. Затем скрипнула дверь и щелкнула ручка. Не дождавшись благодарности, Гокудера вновь оставил Хару наедине с дурным настроением.
Женское любопытство заставило девушку скоро покинуть свой пост, и она бесшумно подошла к объемному белесому пакету, плотно набитому разными тряпками. Выпотрошив его, она разочарованно обнаружила, что все было мужским - потому что большинство пленных, которых держали здесь, были мужчинами, решила она - и единственное, что сравнительно прилично сидело на ней, оказалось темной футболкой с почти стершимся жутковатым рисунком в центре. Хару позабавило наличие мужского нижнего белья, и она почти вслух расхохоталась, представив себя, дефилирующей в нем перед Гокудерой. Сомневаясь в абсолютной чистоте, она не рискнула надевать его, тем более, что футболка, растянувшаяся после череды неправильных стирок, была спасительно длинной.
На что стоило обратить ей внимание перед тем, как выйти из свой спальни в новом наряде, так это на то, что ткань изношенной футболки после тех самых стирок истончилась и местами и вовсе была неприлично полупрозрачной. Гокудера, до сих пор работавший за ноутбуком, заметил это в тот же миг, когда скрипнула дверь, соединявшая две комнаты. Пытаясь сохранить профессиональный вид, он тут же перевел взгляд на дисплей, но мысли мужчины остались у его футболки, которая переквалифицировалась в платье.
Девушка, стараясь не привлекать лишнего внимания, сначала отправилась в ванную, затем скрылась на кухне. Гокудера скоро услышал звон посуды, за которым последовал шум воды, и спустя пять минут Хару оказалась на том же диване, на котором Хаято размышлял о том, повезло ему с Хару или нет, с умным видом пялясь в ноутбук. Она кокетливо убрала прядь волос за ухо, негромко прочистила горло, и попросила у него бумагу и ручку, чтобы составить список, о котором он говорил. После обеда она стала лучше выглядеть, кислая мина сменилась скромной улыбкой, и особенно заметно поалели губы. Гокудера позволил себе полюбоваться ею несколько лишних секунд, пока она задумчиво записывала все, что ей могло понадобиться.
Но вдруг скептик в нем напомнил о произошедшем в борделе, и Гокудера решил, что не стоило терять бдительность, даже (а скорее, - особенно) если она строила ему глазки. Гокудера задумался о том, зачем она подсела к нему, ведь она могла составить список и в своей спальне. Может, она подглядывала за тем, чем был занят правая рука Дечимо Вонгола? Не был ли каждый ее жест продуктом холодного расчета, и не помышляла ли она о бегстве? Разумеется, в таком наряде она не могла далеко убежать, но что если ее прежняя одежда была аккуратно сложена и дожидалась своего часа? Хаято не исключал, что она могла быть чьим-нибудь тайным агентом, ведь такое популярное заведение, как "Слива в Цвету", было излюбленным местом влиятельных и богатых людей едва ли не со всей префектуры.Что, если она была приставлена к нему так же, как он - к ней? Гокудера знал, что порой был параноидально недоверчивым, но, что было важнее, он был вместе с тем все еще живым, а этого было достаточно, чтобы продолжать курс.
- Я закончила, - произнесла она и, подвинувшись ближе к Хаято, передала ему список. Гокудера, сторонясь ее женских чар, отсел настолько далеко, насколько мог позволить диван.
- Хорошо, - нарочито холодно ответил он и сфотографировал лист. - К вечеру должны принести все, что ты сказала.
Хару, эротично выгнув спину, встала с дивана и походкой от бедра прошла к шкафу. Сквозь ткань футболки он разглядел силуэт ее ягодиц, и Хаято вспомнил, что, кроме этого старого тряпья, на ней ничего не было. Он сузил глаза, подозревая свое воображение в том, что оно дорисовывало непозволительно много.
- Где ножницы? - спросила Хару, роясь в пыльных полках и задвижках.
- Тебе ничего острого держать не положено, - ответил Гокудера, из последних сил изображая, что его всецело поглотила работа. Это было и без того, а тут еще эта баба вертелась вокруг и то и дело слегка нагибалась перед ним, якобы увлеченная поисками.
- Мне нужно разрезать воротник. Неприятная ткань. Шея зудит. - Ее голос звучал уж очень томительно, и Хаято позволил себе бросить в ее сторону взгляд еще раз.
Она теперь стояла рядом и чесала шею, пыталась руками растянуть воротник, потом массирующими движениями успокаивала раскрасневшуюся кожу. Гокудера все еще не был уверен, были ли это попытки привлечь его внимание, чтобы впоследствии снова застать его врасплох и в конечном счете сбежать, но когда он, деловито отвернувшись, заметил периферийным зрением, как она смяла ткань низа футболки и приподняла ее, он чуть не подавился слюной.
Ноутбук слетел с его колен, когда он одним рывком поднялся с дивана и приблизился к Хару. Она едва успела хахикнуть, испугавшись того, что он мог сделать, как его руки, схватив воротник футболки, резким движением избавили девушку от необходимости в ножницах. Треск ткани прозвучал почти у самых ушей, и уже в следующий миг ее новое платье стало едва держаться на одних плечах.
Испуг сковал тело Хару, и она нашла в себе смелость сделать выдох, лишь когда Гокудера сел на место и вернулся к работе.
- Вот это хамство, - переводя дыхание, возмутилась девушка. - Да как тебе не стыдно? Что ты себе позволяешь? Смотри в глаза, когда к тебе обращаются!
Ноутбук отправился в полет во второй раз с легкого прикосновения Хару. Гокудера был вынужден удовлетворить ее требование и встать для беседы.
- Тебе мешал воротник - я его и расширил.
Громкая пощечина поубавила наглости в нем, но не успокоила Миуру.
- Ты - невыносимый дурак! - крикнула она, униженно поправляя норовившую сползти футболку. - Ты... да ты просто... Как тебя земля держит? Я требую другого телохранителя! Я... я домой хочу! - капризно топнула она ножкой и заревела в ту же секунду.
Гокудера ненавидел, когда женщины бросались в слезы. Он искренне верил, что они это делали перед ним либо только за тем, чтобы он их пожалел, либо только потому, что хотели, чтобы он почувствовал себя виноватым перед ними, и нередко эти две причины сливались в одну. Оставлять их в таком состоянии считалось верхом бессердечности, потому Гокудера, повинуясь неписанным законам тех остатков джентльменства, которыми он располагал, решил исправить ситуацию. Он молча проследил, как Хару села на пол, сопровождая это действо громкими всхлипами, гадая, с каким именно случаем имел дело, и попробовал пойти наугад. Но стоило его ладони коснуться ее плеча, как она остервенело ударила его руку, вскочила на ноги и, заревев еще громче, умчалась в свою комнату.
Возможно, иногда они плакали от того, что им было очень грустно.

Звонок в дверь раздался неожиданно. Гокудера, посмотрев в глазок, побледнел, потому как ожидал увидеть этого человека не ранее, чем на следующий день, и сейчас он был очень неготов к визиту.
- Десятый, - гостеприимно произнес он в знак приветствия, отворив дверь и прекрасно понимая, что ничем хорошим этот вечер для него не закончится.
- Привет.
Тсуна почтительно снял обувь на пороге и расслабленной походкой вошел в квартиру. Он чувствовал себя комфортно в знакомом интерьере, но в том, как он расселся на кресле в углу комнаты, чувствовалось некоторое беспокойство.
- Как вы? Не доставляете проблем друг другу?
По взгляду босса Гокудера понял, что тот ожидал появления Хару, но дверь ее спальни оставалась тревожно закрытой. Хаято решил не испытывать судьбу и солгал:
- Она спит, наверное.
Он сказал не совсем ложь, но это мало успокаивало совесть. Гокудера терпеть не мог недоговаривать, умалчивать, юлить, но сейчас он осмелился понадеяться, что Десятый скажет, что он нуждается в своем лучшем друге и он отзывает Гокудеру с этого задания, и это избавит последнего от истеричной бабы, но тут она дала о себе знать.
Тсуна повернулся на скрип, и из-за приоткрывшейся двери выглянуло заплаканное девичье личико. Хаято начал морально готовиться к худшему.
- Это вы, Тсуна-сан? - с надеждой спросила девушка, не осмеливаясь выходить к ним.
Савада от удивления округлил глаза. Вдруг он заметил след пощечины на лице Гокудеры, и мгновенно направился к Хару. Он взял ее за руку, чтобы спросить, что произошло, и тут же заметил синяк от пальцев на запястье девушки. И, в довершение всего, футболка, кроме которой на девушке, казалось, ничего не было, была порвана.
- Что случилось? - спросил он, скрывая дрожь в голосе. Тсуна не был уверен, хотел ли знать ответ на свой вопрос. Не редко случалось так, что правда оказывалась уродливой, и сейчас все, что он увидел, намекало о том, что он разочаруется в своем лучшем друге.
Но неожиданно Хару начала говорить о своей семье.
- От меня папа отказался, - произнесла она и чуть не заплакала снова. - Он узнал, где я работаю, и сказал, что он знать меня не хочет и сказал, что выкинет все мои вещи!
Последние слова были едва различимы среди громких и жалобных всхлипов, в которых утонула ее речь. Тсуна позволил себе побыть жилеткой для нее, обняв ее и утешительно гладя ее по спине. Он проводил ее к дивану, усадил на него, сел рядом и, держа ее за руки, спросил:
- Вы говорили с отцом?
- Ага, - она приняла протянутый ей носовой платок и шумно высморкалась, - Гокудера-сан предложил мне позвонить домой, чтобы родители не волновались, и я сказала папе, что не смогу принести ему заработок, чтобы расплатиться с долгами, и тут он так разозлился!
Хару снова заревела, а Хаято не знал, что делать. Она сделала странный и очень неожиданный ход.
- У вас долги? - заботливо спросил босс, видимо, веря каждому ее слову.
- Ага, папа сам не свой из-за них, но я не думала, что он так взбесится! Он не дал мне слова вставить! Сказал, что лучше бы оставил меня в детском доме...
Хару могла вызвать слезу сочувствия даже у глыбы льда, подумал Гокудера, который теперь был пристыжен, несмотря на то, что не верил ни одному слову этой выдумщицы.
- Вас приютили? - сочувственно спросил Тсуна.
- Нет, не совсем. Когда я родилась родители уже были разведены, и мама оставила меня в приюте, но потом папа забрал меня.
- Тогда ваши родители, это - ваш отец и...
- Мачеха. То есть, они живут вместе, и я ее давно знаю, но мы не ужились, и я приезжаю домой раз в месяц, а живу в "Сливе". Но общаемся мы часто, поэтому я тоже решила, что надо позвонить им.
Плач Хару почти стих, и Тсуна позволил ей успокоиться прежде, чем задал оставшиеся вопросы.
- Не хочу показаться бестактным, но откуда у вас на руке этот синяк и почему вы... в этом?
Гокудера почувствовал как загорелись его лицо, шея и особенно щеки. Хару выдержала короткую паузу и, страдальчески взглянув в глаза Десятому, ответила:
- Я такая глупая... Когда мы припарковали автомобиль, я не посмотрела на дорогу и начала ее переходить, и если бы Гокудера-сан не удержал меня, я бы уже раскаталась в лепешку. Я чуть не умерла! Я так испугалась!
Хару, угрожая заплакать вновь, пустила несколько слез, и Тсуна, стыдясь, что плохо подумал о своем друге, шепотом попросил прощения у девушки за то, что напомнил ей об этом. Отвечая на вопрос об одежде, она рассказала ему то же, что и Гокудере, с той разницей, что футболка уже была порвана.
- Хорошо, - произнес он, - значит, это не вы ударили его по щеке?
Хару мгновенно побледнела и испуганно взглянула на лицо Гокудеры. Тот понял, что она не ожидала этого вопроса, но девушка встала с места, и, подойдя к нему ближе, находчиво продолжила спектакль.
- О Боже, - едва слышно произнесла она и коснулась щеки Хаято в том самом месте, где еще не растаял след ее пятерни. - Мне так жаль. Прости.
Она села назад к Десятому, стыдливо пряча взгляд и краснея, как рак.
- Это было... это вышло так глупо... Это все - моя вина. Дело в том, что он подошел ко мне ближе, чем я бы хотела... У меня было что-то в волосах - или на лице, уже и не помню - а я перепугалась, что он хотел... ну, поцеловать меня, и я его ударила.
Для убедительности, она закрыла лицо руками и еще раз попросила прощения у Гокудеры, а он стоял, как вкопанный, и думал о том, что все эти годы "Оскара" вручали не тем людям. Тсуна прыснул смешком, но затем не удержался и расхохотался в голос.
Его правая рука пребывал в ступоре, и он не сразу заметил, как Хару ушла на кухню заваривать чай.
- Вы интересно провели время, - произнес Тсуна, немного радостный, что все оказалось не так плохо, как он ожидал.
Мысли Гокудеры приводились в порядок слишком медленно, но вдруг, перебирая события дня, он понял, чего добивалась Хару.
- Раз все так нормально, то, думаю, нет смысла держать тебя здесь. Ты можешь возвращаться к своим обязанностям, Гокудера.
Эта стерва пыталась от него избавиться. Он не знал, радоваться ли ее содействию или обидеться. В принципе, он выдал достаточно информации, чтобы она вывела рецепт по изгнанию Гокудеры из дома, и к тому же, она могла угадать. Гокудера при любом другом раскладе поблагодарил бы Десятого и с удовольствием распрощался с Миурой, но вдруг решил быть вредным.
- На самом деле, Десятый, я бы хотел... Дело в том, что у меня никогда не было постоянных отношений, и я, если вы не против, хотел бы попробовать... с ней. Она мне нравится - только не говорите ей, пожалуйста! - и я бы с удовольствием проводил здесь больше времени.
Лгал он далеко не так профессионально, как его "возлюбленная": Гокудера часто запинался и отводил взгляд, а лицо его то бледнело, то краснело; но итальянец знал, что Савада всегда был за то, чтобы его друг прекратил бесконечные вечера в компании девиц сомнительной репутации.
- Ты уверен?
- Да, - тут же ответил Гокудера, багровея от лжи.
Его босс принял это за смущение.
- Ну, в принципе, ты сам определяешь, где ты будешь жить, но я пойму, если ты будешь появляться на работе позже. И уходить с нее раньше. Желаю вам удачи, - произнес Тсуна, по-дружески хлопая его по плечу и вставая с места. С кухни донесся превеселенький голосок Хару.
- Спасибо, - улыбнулся Хаято, в мыслях устраивая ад одной очень несносной дурочке. И его мысли были в одном шаге от претворения в жизнь.