Oh! Darling
Приветствую всех, до сих пор верующих в реборногет 
Тут довольно тихо - ничего, если я чуток пошумлю? 
Маленький фанфик с нашими тиловскими любимцами в честь наступающей золотой осени 
Название: Somewhere over the Rainbow
Автор: Satisberry
Фэндом: KHR!
Пейринг: TYL!Гокудера/TYL!Хару, фоном TYL!Хибари/TYL!Хром
Рейтинг: R
Жанр: гет, драма, психология
Саммари: А счастье было так возможно
Предупреждение: ООС, ОЖП(ребёнок)
Примечания: написано на композиции Somewhere Over the Rainbow by
Judy Garland и Joe LoDuca - Can`t go home again специально для
сообщества 5986
2932 словаМонреале – лучшее место на свете для того, чтобы вырастить ребёнка.
Так ли это? Кто знает. Во всяком случае, мужчина, припарковавшийся на
подъездной дорожке возле очаровательной виллы, уверен в этом на сто
процентов. Точнее, был уверен до позавчерашнего дня.
Давайте приглядимся к нему внимательней. Поверьте, он того стоит: высок,
ладно сложен, правильные черты лица, да и не без изюминки – у него
весьма необычные для молодого итальянца серебристые волосы. И ещё более
необычное имя – Хаято. Впрочем, чудеса и странности вплетены в его жизнь
так туго, что и хотелось бы иной раз побыть самым обыкновенным, но «рад
бы в рай, да грехи не пускают». Хотя бы та же машина, из которой он
только что вышел. Раритетная Autobianchi была куплена в качестве
свадебного подарка для старшей сестры – в основном из-за названия,
идеально подходящего к её имени, и любовно отколерована точно в цвет её
волос. Сестра вроде бы и обрадовалась, но брать машину с собой в Японию,
где сейчас жила, почему-то не захотела. Подумаешь, левостороннее
движение, это же не оправдание, верно? Хаято иронически подумал, что в
следующий визит подарит ей велосипед Bianchi – уж от него-то она не
отвертится, и стал пользоваться машиной сам, благо комплексов по поводу
её явно дамского вида (как и большинства обычных для мужчин комплексов)
был начисто лишён. У него, разумеется, есть «настоящая мужская» машина,
но дорогущая пафосная Alfa Romeo, огненно-алая и нежно называемая
«Перчинка», обычно катает своего хозяина только на важные встречи. Если
нужно продемонстрировать статус, выказать уважение партнёрам или, что
называется, «пустить пыль в глаза», жгучая «Лал Мирч» просто незаменима.
В остальное время она мирно отдыхает в «конюшне» резиденции Вонголы.
Да-да, вы не ослышались, этот Хаято – «тот самый» Хаято. Хаято Гокудера,
«правая рука» дона Савады, один из самых пугающих людей на Сицилии. Его
пальцы унизаны кольцами, ценность которых определяется вовсе не пробой
металла. Его костюмы из последних коллекций ведущих итальянских
дизайнеров всегда шьются на заказ – сеньор Гокудера, ведущий все
финансовые дела Вонголы, отнюдь не потерял хватку, и может в любой
момент продемонстрировать, за что его 12 лет назад прозвали Smoking
Bomb. Старый добрый динамит, злопыхатели поговаривают, что Гокудера
берёт его с собой даже в ванную. Бульварная пресса, что с них взять.
Гокудера огибает чуть запылённую чёрную Lancia – Хару всегда стесняется
поручать охранникам помыть машину, хоть им за это и приплачивают – и
подходит к воротам. Кованая ограда почти теряется в буйной зелени, да и
телохранитель на воротах, молодой, перспективный сотрудник, старается не
мозолить глаза начальству. Так уж заведено в этом доме – стараться
сохранять хотя бы видимость обывательской жизни.
Их вилла особенно прекрасна на закате. Вроде бы обычный для этого
предместья стиль – два этажа, крытая терраса, глиняная черепица, вот
только окрашены оштукатуренные стены в оригинальный розовый цвет;
поэтичная Хару называет его «Облетающая Сакура», циничный Гокудера –
«Бешеная Барби». Но про себя, конечно. Ямамото прав – женщины из
Гокудеры просто верёвки вьют. Особенно одна. Звонко топоча по мощёной
дорожке, она бежит ему навстречу, и в радостном гульканьи отцовский слух
без труда разбирает «папа» и «ручки». Не в обиду Бьянки, и даже Хару,
но именно двухлетняя Сонечка – женщина всей жизни Хаято Гокудеры.
Покружив девчушку над головой, Гокудера сажает её к себе на плечи –
маленькой принцессе и её «лошадке» пора на веранду, к маме и ужину.
Поднявшись на цыпочки, Хару мимолётно чмокает мужа в щёку. Конечно, она
соскучилась, но с непоседы Сонечки, норовящей выбраться из высокого
детского стульчика, глаз лучше не спускать. Ну вот, опять смахнула чашку
на пол. Хару убегает за тряпкой, Гокудера сажает дочку на колени, и всё
возвращается взглядом к пролитой воде. Лужи на каменном полу веранды
всегда напоминают ему другой вечер, и дождь, и красный зонтик, и самое,
наверное, важное решение в его жизни.
… Тот день начинался даже лучше, чем расписывают вашу будущую счастливую
судьбу гуру с мотивационных сайтов. Гокудера добился-таки подписания
очень важного соглашения (переговоры шли несколько месяцев, и он, и Хром
умотались донельзя, но дело того стоило), вернулся из поездки
бейсбольный придурок (не то, чтобы по нему кто-то скучал, очень надо, но
всё же лучше, когда он под рукой, да и Десятый обрадуется), а ближе к
ужину и сам Десятый позвонил, попросил зайти. Теперь Савада Тсунаёши
краснел и запинался только в неофициальной обстановке, но тут такой
повод – только держись! Они с Киоко определились с датой, и что это
будет синтоистский обряд, потому что мамы, они же такие; и шафером
выбрали Рёхея, ты же всё понимаешь, правда, Гокудера-кун; Хару-тян,
разумеется, подружка невесты, я знала, что она будет рада за меня, но
чтоб в обморок, принесите воды; ах, уже не надо; и столько хлопот, нужно
разослать приглашения, а список гостей длиной с Кодекс Хаммурапи… Они
еле выпутались из этих тенёт бесконечной, хотя и важной, конечно,
болтовни. Ужин был потрясающий, матушка Десятого, кажется, превзошла
саму себя. Жаль, будущая подружка невесты «экстремально»
переволновалась, просто кусок в горло не лез. Они ушли пораньше, но от
такси Хару отказалась – сказала, хочет пройтись, хотя уже накрапывал
дождь. Гокудера, поворчав, купил в какой-то забегаловке вульгарный
красный зонтик, а когда раскрывал его, стоя в дверях, Хару уже рыдала в
три ручья. Вживую это, в отличие от киношных мелодрам, выглядело на
редкость жутко, потому что у актрис водостойкие тени и помада, а у Хару –
только тушь. Он прямо и не знал, держать ли у бедняги над головой этот
грешный зонтик, или закрыть им истеричную дурёху от любопытных прохожих.
- У неё кошечка померла! - громогласно ляпнул Гокудера первое, что в
голову пришло, и почти волоком потащил рыдающую спутницу вниз по улице.
Отлучаться в какой-нибудь ещё магазин за салфетками он счёл
безрассудным, и просто сунул Хару носовой платок (он, между прочим, от
костюма, и вообще декоративный, а не чтоб сморкаться, да чего уж там
теперь), и с облегчением вздохнул, когда она притихла. Но тут Хару
заговорила, и он понял, что есть куда более неприятные моменты в
общении, чем женские слёзы. Хару стучала зубами, и Гокудера всё
опасался, что она себе язык прикусит, и неумело гладил её по голове, но
даже не пытался вставить ни словечка, только смотрел под ноги, чтоб не
наступить в очередную лужу на асфальте. Их было удивительно много, этих
луж, а Хару всё захлёбывалась словами сквозь стекавшие по лицу слёзы.
Больше всего она боялась, как отреагирует мама.
- Уникальный случай маразма в двадцатидвухлетнем возрасте, - он уже
знал, что скажет, когда её рассказ едва перевалил за середину. – Никаких
абортов, глупая женщина.
- Но как же…
- Мы поженимся, - безапелляционно выдал он. – Твои вытаращенные глаза и
отвисшая челюсть, кстати, оскорбляют моё мужское достоинство, так что
захлопнись, прищурься, и внимай, травоядное!
Хару инстинктивно оглянулась в поисках Хибари, после чего наивно
попыталась реанимировать свою словомешалку. Гокудера сунул ей в рот
предусмотрительно разоблачённый леденец (он в очередной раз бросал
курить, и сосательно-жевательной дряни были полны карманы), и кратенько
набросал план совместных действий.
- Ты не можешь этого сделать, Гокудера-сан! - сквозь леденец прочмокала она. – Это неправильно!
- Убивать детей ещё неправильнее, - он знал, что это удар ниже пояса, но так до неё, несомненно, моментально дошло.
Он уложил Хару на диване в кабинете. Не самое удобное место, да, но так
можно держать её в поле зрения, и быть точно уверенным, что эта женщина
не сбежит, не выпрыгнет в окно (всего-то третий этаж, но сигать на
асфальт всё равно не стоит), или не съест его таблетки от желудка из
аптечки (ими не отравишься, но глупые создания такое обычно не волнует, а
у него и так рецепт просрочен). К концу второго кофейника он проникся
благодарностью к дону Скорцоне и его шайке крючкотворов, ибо после всех
мытарств, что Гокудера претерпел на пути заключения договора с этим
старым жуликом, расписать внезапную семейную жизнь лет на пять вперёд
оказалось как два пальца об асфальт. В шесть утра он вызвонил сестру в
качестве консультанта по женским штучкам. Конечно, ужин у Десятого
затянулся заполночь, но, к счастью, стопроцентная итальянка Бьянки
никогда не верила, что от хорошего вина может быть похмелье.
Так что на обед семья Миура получила не какое-то там допотопное
сватовство, а полноценную презентацию с видео, распечатанными
материалами и даже (трепещите!) слайдами! В шоке были все, включая кота,
хотя есть подозрения, что это от того, что Гокудера наступил ему на
хвост. Два раза. Хару пыталась что-то проблеять про «просто распишемся в
мэрии», но это, естественно, проигнорировали, как полную чушь.
Мама лучше знает, Хару-тян.
Десятый, разумеется, поставил на уши всю Вонголу, и свадьбу, к которой
обычно готовятся полгода минимум, сыграли уже через месяц. На девчонок с
Ямамото свалили банкет, Шамал проводил кастинг жриц-мико (его едва не
прокляли страшным древним проклятьем, но всё обошлось), Рёхей возился с
какими-то обрядами. Бьянки занималась нарядами (одна только странная
шапочка невесты, похожая на чалму, чего стоит, и Гокудера воспылал
нечувствительной признательностью к вникшей в тему сестре), Хана
внезапно оказалась разбирающейся в цветах. Короче, когда Шоичи потом
смонтировал свадебное видео, девчонки вкупе с мамочками три коробки
салфеток на умильные рыдания извели, что, несомненно, свидетельствует о
полностью удавшемся празднике.
Перемещение Вонголы на Сицилию было уже давно делом решённым, так что
они совместили свадебное путешествие с обустройством. Ещё в самолёте
Гокудера понял, что они будут очень счастливы. Хару всю дорогу тошнило, и
они совсем не ссорились. Звучит, наверное, ужасно, но он всегда и хотел
такую вот супругу – умную, привлекательную, чтоб готовила хорошо и
лишнего не болтала. Любовь, конечно, оказалась хорошим бонусом.
Она пришла неспешно.
…Гокудера выбрал в каталоге совсем другую виллу: дикий камень, плоский
шифер, гараж на две машины, бассейн, отлично просматриваемая территория,
увитый колючей проволокой забор. Но на закате они проезжали мимо этого
розового кошмара, напоминающего лежащее на тарелке салата кремовое
пирожное. Хару не то, чтобы о чём-то просила, но так смотрела на эту
пощёчину хорошему вкусу, что устоять было невозможно. Он думал, хоть это
её взбодрит. Но токсикоз кончился, а она так и тосковала целыми днями.
Вкусно готовила, возилась с цветами, читала, но выходила только в
магазин и совсем перестала улыбаться. И молчала, всегда молчала. Он
думал, это пройдёт. Потом купил ей швейную машинку и пёстрый ворох
тканей, чтобы мастерила свои дурацкие наряды, ну или платье там себе
новое сшила. Хару даже не открыла коробку. Врач говорил, что всё
прекрасно, сеньора и ребёнок в полном порядке, но ничего не было
прекрасно. Гокудера позвонил сестре.
- Любовь, Хаято, - она всегда всё сводит к любви, как он умудрился забыть. – Слушай своё сердце, глупый братик.
Гокудера прислушался. Сердце, как сердце, ни тахикардии, ни аритмии, всё путём.
На следующий день была суббота. После завтрака он смотрел, как Хару
размеренно, словно робот, моет посуду, вытирает, расставляя тарелки по
росту, потом медитативно повторяет итальянские глаголы, и мучительно
припоминал, сам не зная что, но что-то важное.
- Ты пропустила день благодарения Хару, - наконец вспомнил он.
- Мне нельзя сладкое, - не поднимая головы от учебника, безразлично сказала она.
- Одно пирожное доктор разрешил, - не моргнув глазом, соврал Гокудера. – И ты ещё не видела палермские кондитерские.
Они не поехали в центр, с его пробками, безумным движением и
нереальностью парковки, но и эта, на окраине, пахнущая ванилью и
корицей, сверкающая разноцветной глазурью, с витающей в воздухе сахарной
пудрой, оказалась волшебным местом.
Хару улыбнулась.
Они вывалились на улицу только через час, с огромной коробкой – чтобы
Хару дома выбрала, наконец, какое же именно она съест. Потом был
торговый центр – Гокудера заставил Хару перемерять множество платьев и
туфелек, гонял вспугнутых продавщиц за сумочками, платочками, шарфиками,
зато уж своего добился – сомлевшая Хару дремала по дороге домой в
наряде, достойном красной дорожки Каннского кинофестиваля, обнимая
чудовищных размеров плюшевую панду, якобы для будущего малыша, но даже
ежу Хибари понятно, кому этот пандопотам приглянулся.
Вечером, спускаясь к ужину, он услышал тихое и невероятно фальшивое
мурлыканье. Хару готовила ризотто под гимн Намимори. Хибари за такое
кощунство, наверное, съел бы Хару с потрохами, но он всё ещё улаживал
свои дела в Японии, так что пострадало только гокудерино чувство
прекрасного.
За следующий день Хару перезнакомилась со всеми соседками, так что к
вечеру коробка с пирожными опустела, а дом наполнился тётушками и
барышнями, которые переписывали кулинарные рецепты, пересказывали
подробности своих третьих родов, и восхищённо ахали, когда Хару из
старого платья и мотка кружев мастерила сексуальные фартучки и изящные
салфетки. Конечно, тёмные волосы, округлившаяся фигура и безупречное
произношение не превращали Хару в настоящую сицилианку. Однако лёгкий
нрав и вечная улыбка моментально сделали её своей в этом крикливом,
полном жизни юбочном сообществе.
Через пару недель Хару напросилась с ним в аэропорт, встречать частный
самолёт с остальными вонгольцами. Спускаясь по трапу навстречу
раскрасневшемуся Гокудере и сияющей Хару, каждый из них чувствовал, что
вернулся домой, к любящей семье, которая с нетерпением ждала его.
Обустройство резиденции, кипы финансовых документов, свадьба Десятого и
Киоко, недельные поиски пропавшего (как выяснилось, он отправился в
Семью Бовино погостить) Ламбо, звонки Ямамото в полчетвёртого утра с
рассказами о настигшем его большом и светлом чувстве (уже третьем за
месяц, кстати говоря), звонки Хром, что она не приедет на переговоры,
потому что Хибари-сану показалось, что Гокудера как-то там слишком нежно
на неё посмотрел… Гокудера осознал, сколько же времени прошло, только
застав однажды дома врача, акушерку, пару совсем не похожих на
порнозвёзд медсестёр, а также вонгольских девочек и бесчисленных
соседок. У Гокудеры не было и шанса ни разволноваться, ни испугаться:
ему совали то кофе, то пирог, то рюмку марсалы для успокоения нервов,
постоянно звонил телефон, люди приходили и уходили, но было почему-то
ощущение, что, сунься сюда посторонний с нехорошими намерениями,
добродушные мужья этих самых соседок вкупе с улыбчивым Ямамото порешат
супостата раньше, чем он успеет побеспокоить хозяина дома.
Когда его, наконец, позвали к Хару, там было так тихо, что Гокудере
показалось, будто он оглох. Встрёпанная и охрипшая, она устало
улыбнулась.
- Девочка, - плотненькая, как гриб-боровик, акушерка пристроила на руках
Гокудеры тёплый, пахнущий выглаженным бельём свёрток. – Вылитая
мамочка.
Гокудере всегда казалось, что все младенцы, как цыплята, на одно лицо –
красные, крикливые, пугающе хрупкие создания. Он стоял, боясь
пошевелиться, и тут девочка вдруг открыла глаза. Не серо-синие, как
принято среди младенцев, а почему-то пронзительно-карие, они смотрели,
казалось, прямо ему в душу.
- София, - сказал он. – Назовём её Сонечка, ладно?
- Я подумывала в честь твоей мамы, - неуверенно прошептала Хару, - но Сонечка – тоже хорошее имя. Красивое.
Поздним вечером, когда из чужих в доме остались только сиделка и заранее
нанятая няня, очумевший от поздравлений Гокудера позвонил Хибари.
Логичнее, конечно, было бы напиться с Десятым. Или с Ямамото, если уж на
то пошло. Вот только Гокудера точно знал, что при них распустит язык, и
добром это не кончится.
Судя по утренней чашке кофе, которую ему сунули прямо в руки, Гокудера
умудрился наговорить лишнего даже не расположенному к доверительным
беседам начальнику службы безопасности.
- Позвонишь мне, когда начнётся, - Хибари бросил в свою чашечку кусочек сахара. – Подумаю пока. И ты подумай.
Не «если», а «когда». «Когда».
- Тебя не так-то просто найти, - прозвучало как-то жалко, что ли, словно
он заранее оправдывался. – Даже Десятый не всегда в курсе…
- Хром, - Хибари положил ложечку на блюдце. – Скажешь, что дело семейное, она со мной свяжется.
- Хорошо.
- Узнаю, что заигрывал с ней – придушу, - тем же тоном продолжил Хибари.
Его ревность уже стала в Вонголе притчей во языцех. Хибари ревновал
Докуро ко всем: к малолетнему Ламбо, к престарелому садовнику резиденции
сеньору Карло, к собственному заместителю Кусакабе (причём последний
бывал частенько безвинно бит за гипотетические домогательства).
- И как только Хром тебя терпит? – риторически хмыкнул Гокудера.
- Любовь, конечно, - Хибари укоризненно посмотрел поверх чашки. – Любовь.
… Хару вытерла воду, и Гокудера вернул недовольно запыхтевшую Сонечку на
её стульчик. Теперь, когда то самое «семейное дело» настигало его с
неотвратимостью приливной волны, Гокудера стал особенно остро
чувствовать каждый миг, проведённый со своими «девчонками». Чёрт, ведь у
него почти получилось! Он почти поверил, что можно жить, «как все» -
трудная, но интересная работа, которую ты делаешь вместе с друзьями;
уютные вечера в обществе Хару и Сонечки; жаркие итальянские ночи –
детское пристрастие его жены к ролевым играм и переодеваниям нашло,
наконец, достойное воплощение…
Конечно, он продумал варианты и кроме звонка Хибари. Самым разумным было
бы помириться с отцом. За все эти годы они так и не встретились, но
Гокудера точно знал – папаша будет счастлив его видеть. Заслуги Гокудеры
в этом не было, это всё Хару. Именно она часами обсуждала с Бьянки по
скайпу хитросплетения их родственных отношений. Она посылала отцу и
мачехе Гокудеры семейные фотографии – всегда точно выверенные, только
Хаято и Сонечка – и получала в ответ благодарственные открытки. В
минувшее Рождество Хару решилась на подарки: всего лишь домашнее
печенье, но это были Cartellate, традиционное рождественское угощение
Апулии, откуда родом отец Гокудеры, так что впечатление невестка
произвела достойное, и дедушка даже отважился на ответный жест в виде
игрушек для Сони. Словом, его пожизненно сентиментальный папочка с
годами окончательно размяк, так что Хару и Сонечка могли бы жить у него
сколько угодно. Вот только как он объяснит ребятам, почему отправил жену
и дочку куда подальше? Хотя Сонечка - единственная пока
представительница нового поколения Вонголы (у Десятого с Киоко возникли
какие-то трудности с обзаведением потомством, остальные с этим вообще не
спешат), но у девочек всё равно много общего, и они постоянно
встречаются. Вся жизнь на виду, и в то, что Гокудера разлюбил Соню,
полюбил другую женщину, или вообще сменил ориентацию, никто не поверит.
Плюс интуиция, которая есть, кажется, у всех, кроме самого Гокудеры.
Плюс его категорическое нежелание расставаться с дочерью дольше, чем на
несколько дней. Если сложить всё это… мы получаем Хибари. Без него,
похоже, не обойтись.
Потому что наступило то самое «когда». С рождения копия Хару, Соня
начала меняться. Тёмно-каштановые волосы с каждым днём светлеют, но
отливают теперь не папиным серебром, а золотом. Глаза, раньше похожие на
переспевшие вишни, скоро окончательно приобретут оттенок мирабели.
А позавчера расшалившаяся Соня упала с качелей. Подбегая к истошно
рыдающей дочке, Гокудера уже издали увидел то, чего подсознательно ждал
все эти два года, но малодушно надеялся не увидеть никогда. Подобное
новогодней игрушечной тиаре принцессы, присланной любящим дедушкой, на
лбу Сонечки сияло Пламя посмертной Воли. «Цвета апельсиновой карамели»,
сказала бы романтичная Хару. «Цвета горящих солей натрия», подумал
циничный Гокудера.
Цвета Неба.
Господи, она же ещё совсем малышка!
Гокудера не знает, какие планы могут быть у Вонголы на его-не его
Сонечку, но и без пресловутой гипер-интуиции чувствует: обретение этого
знания – неизбежно.
Тут довольно тихо - ничего, если я чуток пошумлю? Маленький фанфик с нашими тиловскими любимцами в честь наступающей золотой осени Название: Somewhere over the Rainbow
Автор: Satisberry
Фэндом: KHR!
Пейринг: TYL!Гокудера/TYL!Хару, фоном TYL!Хибари/TYL!Хром
Рейтинг: R
Жанр: гет, драма, психология
Саммари: А счастье было так возможно
Предупреждение: ООС, ОЖП(ребёнок)
Примечания: написано на композиции Somewhere Over the Rainbow by
Judy Garland и Joe LoDuca - Can`t go home again специально для
сообщества 5986
2932 словаМонреале – лучшее место на свете для того, чтобы вырастить ребёнка.
Так ли это? Кто знает. Во всяком случае, мужчина, припарковавшийся на
подъездной дорожке возле очаровательной виллы, уверен в этом на сто
процентов. Точнее, был уверен до позавчерашнего дня.
Давайте приглядимся к нему внимательней. Поверьте, он того стоит: высок,
ладно сложен, правильные черты лица, да и не без изюминки – у него
весьма необычные для молодого итальянца серебристые волосы. И ещё более
необычное имя – Хаято. Впрочем, чудеса и странности вплетены в его жизнь
так туго, что и хотелось бы иной раз побыть самым обыкновенным, но «рад
бы в рай, да грехи не пускают». Хотя бы та же машина, из которой он
только что вышел. Раритетная Autobianchi была куплена в качестве
свадебного подарка для старшей сестры – в основном из-за названия,
идеально подходящего к её имени, и любовно отколерована точно в цвет её
волос. Сестра вроде бы и обрадовалась, но брать машину с собой в Японию,
где сейчас жила, почему-то не захотела. Подумаешь, левостороннее
движение, это же не оправдание, верно? Хаято иронически подумал, что в
следующий визит подарит ей велосипед Bianchi – уж от него-то она не
отвертится, и стал пользоваться машиной сам, благо комплексов по поводу
её явно дамского вида (как и большинства обычных для мужчин комплексов)
был начисто лишён. У него, разумеется, есть «настоящая мужская» машина,
но дорогущая пафосная Alfa Romeo, огненно-алая и нежно называемая
«Перчинка», обычно катает своего хозяина только на важные встречи. Если
нужно продемонстрировать статус, выказать уважение партнёрам или, что
называется, «пустить пыль в глаза», жгучая «Лал Мирч» просто незаменима.
В остальное время она мирно отдыхает в «конюшне» резиденции Вонголы.
Да-да, вы не ослышались, этот Хаято – «тот самый» Хаято. Хаято Гокудера,
«правая рука» дона Савады, один из самых пугающих людей на Сицилии. Его
пальцы унизаны кольцами, ценность которых определяется вовсе не пробой
металла. Его костюмы из последних коллекций ведущих итальянских
дизайнеров всегда шьются на заказ – сеньор Гокудера, ведущий все
финансовые дела Вонголы, отнюдь не потерял хватку, и может в любой
момент продемонстрировать, за что его 12 лет назад прозвали Smoking
Bomb. Старый добрый динамит, злопыхатели поговаривают, что Гокудера
берёт его с собой даже в ванную. Бульварная пресса, что с них взять.
Гокудера огибает чуть запылённую чёрную Lancia – Хару всегда стесняется
поручать охранникам помыть машину, хоть им за это и приплачивают – и
подходит к воротам. Кованая ограда почти теряется в буйной зелени, да и
телохранитель на воротах, молодой, перспективный сотрудник, старается не
мозолить глаза начальству. Так уж заведено в этом доме – стараться
сохранять хотя бы видимость обывательской жизни.
Их вилла особенно прекрасна на закате. Вроде бы обычный для этого
предместья стиль – два этажа, крытая терраса, глиняная черепица, вот
только окрашены оштукатуренные стены в оригинальный розовый цвет;
поэтичная Хару называет его «Облетающая Сакура», циничный Гокудера –
«Бешеная Барби». Но про себя, конечно. Ямамото прав – женщины из
Гокудеры просто верёвки вьют. Особенно одна. Звонко топоча по мощёной
дорожке, она бежит ему навстречу, и в радостном гульканьи отцовский слух
без труда разбирает «папа» и «ручки». Не в обиду Бьянки, и даже Хару,
но именно двухлетняя Сонечка – женщина всей жизни Хаято Гокудеры.
Покружив девчушку над головой, Гокудера сажает её к себе на плечи –
маленькой принцессе и её «лошадке» пора на веранду, к маме и ужину.
Поднявшись на цыпочки, Хару мимолётно чмокает мужа в щёку. Конечно, она
соскучилась, но с непоседы Сонечки, норовящей выбраться из высокого
детского стульчика, глаз лучше не спускать. Ну вот, опять смахнула чашку
на пол. Хару убегает за тряпкой, Гокудера сажает дочку на колени, и всё
возвращается взглядом к пролитой воде. Лужи на каменном полу веранды
всегда напоминают ему другой вечер, и дождь, и красный зонтик, и самое,
наверное, важное решение в его жизни.
… Тот день начинался даже лучше, чем расписывают вашу будущую счастливую
судьбу гуру с мотивационных сайтов. Гокудера добился-таки подписания
очень важного соглашения (переговоры шли несколько месяцев, и он, и Хром
умотались донельзя, но дело того стоило), вернулся из поездки
бейсбольный придурок (не то, чтобы по нему кто-то скучал, очень надо, но
всё же лучше, когда он под рукой, да и Десятый обрадуется), а ближе к
ужину и сам Десятый позвонил, попросил зайти. Теперь Савада Тсунаёши
краснел и запинался только в неофициальной обстановке, но тут такой
повод – только держись! Они с Киоко определились с датой, и что это
будет синтоистский обряд, потому что мамы, они же такие; и шафером
выбрали Рёхея, ты же всё понимаешь, правда, Гокудера-кун; Хару-тян,
разумеется, подружка невесты, я знала, что она будет рада за меня, но
чтоб в обморок, принесите воды; ах, уже не надо; и столько хлопот, нужно
разослать приглашения, а список гостей длиной с Кодекс Хаммурапи… Они
еле выпутались из этих тенёт бесконечной, хотя и важной, конечно,
болтовни. Ужин был потрясающий, матушка Десятого, кажется, превзошла
саму себя. Жаль, будущая подружка невесты «экстремально»
переволновалась, просто кусок в горло не лез. Они ушли пораньше, но от
такси Хару отказалась – сказала, хочет пройтись, хотя уже накрапывал
дождь. Гокудера, поворчав, купил в какой-то забегаловке вульгарный
красный зонтик, а когда раскрывал его, стоя в дверях, Хару уже рыдала в
три ручья. Вживую это, в отличие от киношных мелодрам, выглядело на
редкость жутко, потому что у актрис водостойкие тени и помада, а у Хару –
только тушь. Он прямо и не знал, держать ли у бедняги над головой этот
грешный зонтик, или закрыть им истеричную дурёху от любопытных прохожих.
- У неё кошечка померла! - громогласно ляпнул Гокудера первое, что в
голову пришло, и почти волоком потащил рыдающую спутницу вниз по улице.
Отлучаться в какой-нибудь ещё магазин за салфетками он счёл
безрассудным, и просто сунул Хару носовой платок (он, между прочим, от
костюма, и вообще декоративный, а не чтоб сморкаться, да чего уж там
теперь), и с облегчением вздохнул, когда она притихла. Но тут Хару
заговорила, и он понял, что есть куда более неприятные моменты в
общении, чем женские слёзы. Хару стучала зубами, и Гокудера всё
опасался, что она себе язык прикусит, и неумело гладил её по голове, но
даже не пытался вставить ни словечка, только смотрел под ноги, чтоб не
наступить в очередную лужу на асфальте. Их было удивительно много, этих
луж, а Хару всё захлёбывалась словами сквозь стекавшие по лицу слёзы.
Больше всего она боялась, как отреагирует мама.
- Уникальный случай маразма в двадцатидвухлетнем возрасте, - он уже
знал, что скажет, когда её рассказ едва перевалил за середину. – Никаких
абортов, глупая женщина.
- Но как же…
- Мы поженимся, - безапелляционно выдал он. – Твои вытаращенные глаза и
отвисшая челюсть, кстати, оскорбляют моё мужское достоинство, так что
захлопнись, прищурься, и внимай, травоядное!
Хару инстинктивно оглянулась в поисках Хибари, после чего наивно
попыталась реанимировать свою словомешалку. Гокудера сунул ей в рот
предусмотрительно разоблачённый леденец (он в очередной раз бросал
курить, и сосательно-жевательной дряни были полны карманы), и кратенько
набросал план совместных действий.
- Ты не можешь этого сделать, Гокудера-сан! - сквозь леденец прочмокала она. – Это неправильно!
- Убивать детей ещё неправильнее, - он знал, что это удар ниже пояса, но так до неё, несомненно, моментально дошло.
Он уложил Хару на диване в кабинете. Не самое удобное место, да, но так
можно держать её в поле зрения, и быть точно уверенным, что эта женщина
не сбежит, не выпрыгнет в окно (всего-то третий этаж, но сигать на
асфальт всё равно не стоит), или не съест его таблетки от желудка из
аптечки (ими не отравишься, но глупые создания такое обычно не волнует, а
у него и так рецепт просрочен). К концу второго кофейника он проникся
благодарностью к дону Скорцоне и его шайке крючкотворов, ибо после всех
мытарств, что Гокудера претерпел на пути заключения договора с этим
старым жуликом, расписать внезапную семейную жизнь лет на пять вперёд
оказалось как два пальца об асфальт. В шесть утра он вызвонил сестру в
качестве консультанта по женским штучкам. Конечно, ужин у Десятого
затянулся заполночь, но, к счастью, стопроцентная итальянка Бьянки
никогда не верила, что от хорошего вина может быть похмелье.
Так что на обед семья Миура получила не какое-то там допотопное
сватовство, а полноценную презентацию с видео, распечатанными
материалами и даже (трепещите!) слайдами! В шоке были все, включая кота,
хотя есть подозрения, что это от того, что Гокудера наступил ему на
хвост. Два раза. Хару пыталась что-то проблеять про «просто распишемся в
мэрии», но это, естественно, проигнорировали, как полную чушь.
Мама лучше знает, Хару-тян.
Десятый, разумеется, поставил на уши всю Вонголу, и свадьбу, к которой
обычно готовятся полгода минимум, сыграли уже через месяц. На девчонок с
Ямамото свалили банкет, Шамал проводил кастинг жриц-мико (его едва не
прокляли страшным древним проклятьем, но всё обошлось), Рёхей возился с
какими-то обрядами. Бьянки занималась нарядами (одна только странная
шапочка невесты, похожая на чалму, чего стоит, и Гокудера воспылал
нечувствительной признательностью к вникшей в тему сестре), Хана
внезапно оказалась разбирающейся в цветах. Короче, когда Шоичи потом
смонтировал свадебное видео, девчонки вкупе с мамочками три коробки
салфеток на умильные рыдания извели, что, несомненно, свидетельствует о
полностью удавшемся празднике.
Перемещение Вонголы на Сицилию было уже давно делом решённым, так что
они совместили свадебное путешествие с обустройством. Ещё в самолёте
Гокудера понял, что они будут очень счастливы. Хару всю дорогу тошнило, и
они совсем не ссорились. Звучит, наверное, ужасно, но он всегда и хотел
такую вот супругу – умную, привлекательную, чтоб готовила хорошо и
лишнего не болтала. Любовь, конечно, оказалась хорошим бонусом.
Она пришла неспешно.
…Гокудера выбрал в каталоге совсем другую виллу: дикий камень, плоский
шифер, гараж на две машины, бассейн, отлично просматриваемая территория,
увитый колючей проволокой забор. Но на закате они проезжали мимо этого
розового кошмара, напоминающего лежащее на тарелке салата кремовое
пирожное. Хару не то, чтобы о чём-то просила, но так смотрела на эту
пощёчину хорошему вкусу, что устоять было невозможно. Он думал, хоть это
её взбодрит. Но токсикоз кончился, а она так и тосковала целыми днями.
Вкусно готовила, возилась с цветами, читала, но выходила только в
магазин и совсем перестала улыбаться. И молчала, всегда молчала. Он
думал, это пройдёт. Потом купил ей швейную машинку и пёстрый ворох
тканей, чтобы мастерила свои дурацкие наряды, ну или платье там себе
новое сшила. Хару даже не открыла коробку. Врач говорил, что всё
прекрасно, сеньора и ребёнок в полном порядке, но ничего не было
прекрасно. Гокудера позвонил сестре.
- Любовь, Хаято, - она всегда всё сводит к любви, как он умудрился забыть. – Слушай своё сердце, глупый братик.
Гокудера прислушался. Сердце, как сердце, ни тахикардии, ни аритмии, всё путём.
На следующий день была суббота. После завтрака он смотрел, как Хару
размеренно, словно робот, моет посуду, вытирает, расставляя тарелки по
росту, потом медитативно повторяет итальянские глаголы, и мучительно
припоминал, сам не зная что, но что-то важное.
- Ты пропустила день благодарения Хару, - наконец вспомнил он.
- Мне нельзя сладкое, - не поднимая головы от учебника, безразлично сказала она.
- Одно пирожное доктор разрешил, - не моргнув глазом, соврал Гокудера. – И ты ещё не видела палермские кондитерские.
Они не поехали в центр, с его пробками, безумным движением и
нереальностью парковки, но и эта, на окраине, пахнущая ванилью и
корицей, сверкающая разноцветной глазурью, с витающей в воздухе сахарной
пудрой, оказалась волшебным местом.
Хару улыбнулась.
Они вывалились на улицу только через час, с огромной коробкой – чтобы
Хару дома выбрала, наконец, какое же именно она съест. Потом был
торговый центр – Гокудера заставил Хару перемерять множество платьев и
туфелек, гонял вспугнутых продавщиц за сумочками, платочками, шарфиками,
зато уж своего добился – сомлевшая Хару дремала по дороге домой в
наряде, достойном красной дорожки Каннского кинофестиваля, обнимая
чудовищных размеров плюшевую панду, якобы для будущего малыша, но даже
ежу Хибари понятно, кому этот пандопотам приглянулся.
Вечером, спускаясь к ужину, он услышал тихое и невероятно фальшивое
мурлыканье. Хару готовила ризотто под гимн Намимори. Хибари за такое
кощунство, наверное, съел бы Хару с потрохами, но он всё ещё улаживал
свои дела в Японии, так что пострадало только гокудерино чувство
прекрасного.
За следующий день Хару перезнакомилась со всеми соседками, так что к
вечеру коробка с пирожными опустела, а дом наполнился тётушками и
барышнями, которые переписывали кулинарные рецепты, пересказывали
подробности своих третьих родов, и восхищённо ахали, когда Хару из
старого платья и мотка кружев мастерила сексуальные фартучки и изящные
салфетки. Конечно, тёмные волосы, округлившаяся фигура и безупречное
произношение не превращали Хару в настоящую сицилианку. Однако лёгкий
нрав и вечная улыбка моментально сделали её своей в этом крикливом,
полном жизни юбочном сообществе.
Через пару недель Хару напросилась с ним в аэропорт, встречать частный
самолёт с остальными вонгольцами. Спускаясь по трапу навстречу
раскрасневшемуся Гокудере и сияющей Хару, каждый из них чувствовал, что
вернулся домой, к любящей семье, которая с нетерпением ждала его.
Обустройство резиденции, кипы финансовых документов, свадьба Десятого и
Киоко, недельные поиски пропавшего (как выяснилось, он отправился в
Семью Бовино погостить) Ламбо, звонки Ямамото в полчетвёртого утра с
рассказами о настигшем его большом и светлом чувстве (уже третьем за
месяц, кстати говоря), звонки Хром, что она не приедет на переговоры,
потому что Хибари-сану показалось, что Гокудера как-то там слишком нежно
на неё посмотрел… Гокудера осознал, сколько же времени прошло, только
застав однажды дома врача, акушерку, пару совсем не похожих на
порнозвёзд медсестёр, а также вонгольских девочек и бесчисленных
соседок. У Гокудеры не было и шанса ни разволноваться, ни испугаться:
ему совали то кофе, то пирог, то рюмку марсалы для успокоения нервов,
постоянно звонил телефон, люди приходили и уходили, но было почему-то
ощущение, что, сунься сюда посторонний с нехорошими намерениями,
добродушные мужья этих самых соседок вкупе с улыбчивым Ямамото порешат
супостата раньше, чем он успеет побеспокоить хозяина дома.
Когда его, наконец, позвали к Хару, там было так тихо, что Гокудере
показалось, будто он оглох. Встрёпанная и охрипшая, она устало
улыбнулась.
- Девочка, - плотненькая, как гриб-боровик, акушерка пристроила на руках
Гокудеры тёплый, пахнущий выглаженным бельём свёрток. – Вылитая
мамочка.
Гокудере всегда казалось, что все младенцы, как цыплята, на одно лицо –
красные, крикливые, пугающе хрупкие создания. Он стоял, боясь
пошевелиться, и тут девочка вдруг открыла глаза. Не серо-синие, как
принято среди младенцев, а почему-то пронзительно-карие, они смотрели,
казалось, прямо ему в душу.
- София, - сказал он. – Назовём её Сонечка, ладно?
- Я подумывала в честь твоей мамы, - неуверенно прошептала Хару, - но Сонечка – тоже хорошее имя. Красивое.
Поздним вечером, когда из чужих в доме остались только сиделка и заранее
нанятая няня, очумевший от поздравлений Гокудера позвонил Хибари.
Логичнее, конечно, было бы напиться с Десятым. Или с Ямамото, если уж на
то пошло. Вот только Гокудера точно знал, что при них распустит язык, и
добром это не кончится.
Судя по утренней чашке кофе, которую ему сунули прямо в руки, Гокудера
умудрился наговорить лишнего даже не расположенному к доверительным
беседам начальнику службы безопасности.
- Позвонишь мне, когда начнётся, - Хибари бросил в свою чашечку кусочек сахара. – Подумаю пока. И ты подумай.
Не «если», а «когда». «Когда».
- Тебя не так-то просто найти, - прозвучало как-то жалко, что ли, словно
он заранее оправдывался. – Даже Десятый не всегда в курсе…
- Хром, - Хибари положил ложечку на блюдце. – Скажешь, что дело семейное, она со мной свяжется.
- Хорошо.
- Узнаю, что заигрывал с ней – придушу, - тем же тоном продолжил Хибари.
Его ревность уже стала в Вонголе притчей во языцех. Хибари ревновал
Докуро ко всем: к малолетнему Ламбо, к престарелому садовнику резиденции
сеньору Карло, к собственному заместителю Кусакабе (причём последний
бывал частенько безвинно бит за гипотетические домогательства).
- И как только Хром тебя терпит? – риторически хмыкнул Гокудера.
- Любовь, конечно, - Хибари укоризненно посмотрел поверх чашки. – Любовь.
… Хару вытерла воду, и Гокудера вернул недовольно запыхтевшую Сонечку на
её стульчик. Теперь, когда то самое «семейное дело» настигало его с
неотвратимостью приливной волны, Гокудера стал особенно остро
чувствовать каждый миг, проведённый со своими «девчонками». Чёрт, ведь у
него почти получилось! Он почти поверил, что можно жить, «как все» -
трудная, но интересная работа, которую ты делаешь вместе с друзьями;
уютные вечера в обществе Хару и Сонечки; жаркие итальянские ночи –
детское пристрастие его жены к ролевым играм и переодеваниям нашло,
наконец, достойное воплощение…
Конечно, он продумал варианты и кроме звонка Хибари. Самым разумным было
бы помириться с отцом. За все эти годы они так и не встретились, но
Гокудера точно знал – папаша будет счастлив его видеть. Заслуги Гокудеры
в этом не было, это всё Хару. Именно она часами обсуждала с Бьянки по
скайпу хитросплетения их родственных отношений. Она посылала отцу и
мачехе Гокудеры семейные фотографии – всегда точно выверенные, только
Хаято и Сонечка – и получала в ответ благодарственные открытки. В
минувшее Рождество Хару решилась на подарки: всего лишь домашнее
печенье, но это были Cartellate, традиционное рождественское угощение
Апулии, откуда родом отец Гокудеры, так что впечатление невестка
произвела достойное, и дедушка даже отважился на ответный жест в виде
игрушек для Сони. Словом, его пожизненно сентиментальный папочка с
годами окончательно размяк, так что Хару и Сонечка могли бы жить у него
сколько угодно. Вот только как он объяснит ребятам, почему отправил жену
и дочку куда подальше? Хотя Сонечка - единственная пока
представительница нового поколения Вонголы (у Десятого с Киоко возникли
какие-то трудности с обзаведением потомством, остальные с этим вообще не
спешат), но у девочек всё равно много общего, и они постоянно
встречаются. Вся жизнь на виду, и в то, что Гокудера разлюбил Соню,
полюбил другую женщину, или вообще сменил ориентацию, никто не поверит.
Плюс интуиция, которая есть, кажется, у всех, кроме самого Гокудеры.
Плюс его категорическое нежелание расставаться с дочерью дольше, чем на
несколько дней. Если сложить всё это… мы получаем Хибари. Без него,
похоже, не обойтись.
Потому что наступило то самое «когда». С рождения копия Хару, Соня
начала меняться. Тёмно-каштановые волосы с каждым днём светлеют, но
отливают теперь не папиным серебром, а золотом. Глаза, раньше похожие на
переспевшие вишни, скоро окончательно приобретут оттенок мирабели.
А позавчера расшалившаяся Соня упала с качелей. Подбегая к истошно
рыдающей дочке, Гокудера уже издали увидел то, чего подсознательно ждал
все эти два года, но малодушно надеялся не увидеть никогда. Подобное
новогодней игрушечной тиаре принцессы, присланной любящим дедушкой, на
лбу Сонечки сияло Пламя посмертной Воли. «Цвета апельсиновой карамели»,
сказала бы романтичная Хару. «Цвета горящих солей натрия», подумал
циничный Гокудера.
Цвета Неба.
Господи, она же ещё совсем малышка!
Гокудера не знает, какие планы могут быть у Вонголы на его-не его
Сонечку, но и без пресловутой гипер-интуиции чувствует: обретение этого
знания – неизбежно.
@темы: фанфики
-
-
01.09.2012 в 11:391896 в фанфике с гокухару - это просто суперкомбо, никогда не перестает радовать. Единственное, от Тунца - Тунец же? - не ожидала такого, а в остальном мило. Был небольшой сквик от того, как вы сократили имя София - я прямо вспомнила свою школоту и "Войну и Мир".
-
-
01.09.2012 в 13:16Спасибо за добрые слова, так приятно
А Сонечка... ох, лишь бы Мармеладову никто не вспомнил
-
-
01.09.2012 в 15:56спасибо, давно ничего по ним не читала.
от Тунца - Тунец же? - не ожидала такого
какого?
-
-
01.09.2012 в 16:06-
-
01.09.2012 в 16:43познавательно как...
-
-
01.09.2012 в 19:29Это теперь, когда сходство с отцом проявилось, девчонку могут начать использовать похлеще, чем Тсуну в детстве.
Иначе жили бы 5986 долго и счастливо).
-
-
01.09.2012 в 19:58-
-
01.09.2012 в 20:09пошто же такая печаль
продолжение не планируете, Satisberry?
-
-
01.09.2012 в 20:57Ну, или действительно ООС
Я Мелман!, если б я ещё знала, как они выпутаются...
-
-
01.09.2012 в 20:58-
-
01.09.2012 в 21:00-
-
01.09.2012 в 22:08Satisberry, если б я ещё знала, как они выпутаются...
а вы подумайте над этим) фик этот ведь можно с лёгкостью и на миди-макси растянуть.
-
-
29.10.2012 в 03:08-
-
29.10.2012 в 20:43-
-
24.02.2024 в 02:16